Гений, переосмысливший британский шик, превратит главное дерево сезона в арт-объект с намёком на шахматную партию и викторианские банты.
Смена сезонов в Лондоне определяется не календарём, а чередой светских ритуалов. И в этом расписании, отточенном, как механизм швейцарских часов, зажжение рождественской ёлки в лобби Claridge’s – событие уровня священной церемонии. Это аналог редкого выдержанного виски или лимитированного аромата от Creed – явление, которое истинные ценители ждут с трепетом, заранее бронируя столик на дневной чай.
В этом году святилище ар-деко в Мэйфер готовит настоящую «коронную» партию. На роль гроссмейстера праздничной эстетики приглашён Дэниел Ли, креативный директор Burberry, чей вкус сравнивают с идеальной нотой в парфюмерной пирамиде. Его миссия – не просто украсить дерево, а разыграть в интерьерах отеля сложную, многослойную шахматную партию.
Замысел Ли, презентация которого намечена на 25 ноября, читается как интеллектуальный диалог с наследием бренда. Представьте себе классическую 16-футовую (около пяти метров) ель, но преломлённую через призму британского шика. Вместо стандартных шаров – около 600 викторианских бантов, символизирующих единение и сшитых из остатков фирменной ткани Burberry. Жест одновременно экологичный и изысканный – устойчивое развитие как новая форма роскоши.
Но главные герои этой инсталляции – подвески в виде колокольчиков и шахматных фигур. Последние – прямая отсылка к фирменному всаднику-рыцарю Burberry, эмблеме, появившейся в результате народного конкурса 1901 года. Это выглядит как тонкая насмешка над самим понятием «массовости»: демократичный жест столетней давности превращается в эксклюзивный арт-объект. Венчает композицию золотая корона, а у основания расположены напольные шахматные фигуры – будто расставленные для партии самим Марселем Дюшаном.
В своём обращении Ли отмечает, что Claridge’s для него – «второй дом». И его ёлка – не просто декор, а камерная, почти тактильная вселенная, сотканная из воспоминаний и намёков. Он говорит о «богатых текстурах и ярких красках», и это звучит как манифест против стерильного минимализма. Перед нами – осмысленный максимализм.
Для Томаса Кокса, управляющего директора Claridge’s и главного хранителя его ауры, сотрудничество с Ли – логичный ход. «Мы счастливы видеть нашего старого друга в стенах отеля», – говорит он, и за этими словами читаются непридуманные истории: приватные ужины, неспешные беседы в баре – та самая ткань, из которой создаётся подлинная роскошь.
За пятнадцать лет существования традиции ёлка Claridge’s стала культурным барометром. Она помнит и ботанические фантазии Dolce & Gabbana, и графичные линии покойного Альбера Эльбаза. Версия Ли, балансирующая между ремеслом и концептом, идеально отражает дух времени: нам всё так же нужны корни, но подавай их в формате цифрового артефакта.
Уже сейчас можно представить, как мягкий свет люстр будет скользить по шёлковым бантам, а звон колокольчиков – смешиваться с шёпотом гостей. Это не просто ёлка. Это высказывание. И в аристократичных залах Claridge’s, где каждая деталь – на своём месте, ему предстоит прозвучать с особой убедительностью.
